Чтобы оспорить тот или иной постулат, почитаемый многими за несомненную истину, отнюдь не всегда требуется ворох доказательств – порой достаточно произнести лишь несколько волшебных слов. Вот и тезис о некоем фатальном размежевании в XX веке музыки академической и популярной, превратившем первую в достояние узкого круга посвященных, можно если и не опровергнуть совсем, то во всяком случае поставить под сомнение при помощи двух слов, звучащих подобно магическому заклинанию: «Кармина Бурана». Не может, говорите, академическая музыка, созданная в новую эпоху, быть по-настоящему популярной? А вот вам абсолютно академическое произведение, пользующееся именно что массовым успехом у самой разной аудитории и неизменно собирающее аншлаги, в какой бы форме его ни представляли. Отсюда и рекордное количество экранизаций – во всех возможных жанрах, вплоть до песочной анимации. Не говоря уже о том, что отдельные фрагменты «Кармины» давно и беззастенчиво эксплуатируются массовой культурой.

Композитор между тем вовсе и не думал «заигрывать» с аудиторией или идти у нее на поводу. Его «Кармина», вне всякого сомнения, принадлежит к сфере высокого искусства. Это произведение можно было бы с немалым на то основанием причислить к необарокко (хотя связывать имя Орфа с этим направлением у нас и не принято). Но, помимо барочных аллюзий или отголосков средневековых хоралов, здесь заметны и явственные аллюзии на Густава Малера, Мануэля де Фалью, а то даже и Иоганна Штрауса. Проглядывает и «русский след»: некоторые обрядовые хоры напоминают о «Снегурочке» Римского-Корсакова, а другие – о «Половецких плясках» Бородина.

Карл Орф написал немало произведений для театра. «Кармина» такого четкого адресата вроде бы не имеет: кантата, пусть даже и сценическая, без определенного сюжета. Но театры почему-то предпочитают именно ее. Правда, большинство сценических версий – сугубо балетные. Нынешняя премьера в Ростове – едва ли не первая попытка представить ее как оперу, вернее – оперу-балет (от последнего здесь, похоже, никуда не деться). Сами авторы постановки предпослали ей жанровое определение «оперно-балетная мистерия».

Мистериальный характер в «Кармине» акцентировали многие. Но опера? Впрочем, кто сказал, что в опере обязательно должен присутствовать конкретный, драматургически последовательный сюжет? Бессюжетный балет утвердился уже давно, да и бессюжетная опера в последнее время заявляет о себе все активнее. К тому же, при отсутствии внешней фабулы, содержательности «Кармине» не занимать. «Песни Бойерна» (а именно так переводится это название), что легли в основу кантаты, проникнуты философским духом и подлинной глубиной. А то, что музыка и стихи подчас «не совпадают характерами» (вполне осознанный авторский ход: Орф ведь не случайно писал на оригинальные латинские тексты, без перевода), – открывает перед постановщиками дополнительные возможности. Георгий Исаакян и его московско-ростовская команда воспользовались ими сполна.

Они не пошли по иллюстративному пути, хотя и на нем, как показывает опыт, возможны подлинные шедевры. Достаточно вспомнить, например, классический фильм Жан-Пьера Поннеля (1975), решенный в стилистике, сочетающей элементы шутовской мистерии, святочных картинок и фэнтези. Не менее зрелищным был и фильм Альфреда Кирхнера (1996), где, помимо прочего, нашла наиболее яркое выражение эротическая составляющая произведения Орфа. Там, кстати, даже имела место попытка связать все эти средневековые игрища с нашим временем – тоже, впрочем, сугубо иллюстративная: в начале и в конце, на музыке «Фортуны», нам показывали механическое движение людской массы в современных костюмах на фоне телеэкранов, транслирующих теракты или военные действия... 

Ростовский спектакль, с одной стороны, стремится подчеркнуть универсальность этого произведения, его экзистенциальные смыслы. С другой, он укоренен в современности, хоть в нем вполне по-постмодернистски сосуществуют и переплетаются различные времена и эпохи, жанры и стили. Ему вполне подошло бы какое-нибудь символистское название – например, «Дни нашей жизни». Бытийное и бытовое здесь неизменно идут рука об руку, высокое сосуществует с низким, и это декларативно заявляется уже в самом начале. В то время как хор, размещенный справа и слева, поет о «Фортуне», в центре сцены разворачивается почти что абсурдистская драма, метафорически отражающая всечеловеческую трагикомедию. Происходит она в замкнутом пространстве туалетной комнаты с совмещенным санузлом, где прямо над стоящим в глубине унитазом висит картина, вот так, что называется, «весомо, грубо, зримо» олицетворяя антиномию высокого и низкого.

А тем временем между мужем и женой разгорается нешуточный конфликт из-за места… перед зеркалом. Муж бреется и явно куда-то торопится, у жены свои виды, и она бесцеремонно отталкивает его от зеркала, завязывается ожесточенная перепалка, и в ответ на пощечину разъяренный муж перерезает ей горло той же самой бритвой. Трудно, наверное, более наглядно передать абсурдность нашего существования, в котором убийства, войны и многое другое случается сплошь и рядом из-за какого-нибудь совершенно ничтожного повода. Но режиссер «вчитывает» сюда еще и извечную тему «борьбы полов», придающей особую остроту их взаимоотношениям, но и приводящей нередко к трагическим результатам. Для Георгия Исаакяна это – одна из сквозных тем, к которой он периодически возвращается в своих спектаклях.

«Кармина Бурана» завершается, как известно, той же самой «Фортуной», с которой и начинается. И в центре сцены перед нами вновь возникает та же туалетная комната. Только лента событий разматывается уже в обратном направлении. Задним ходом удаляются от нас полицейские и санитары, муж «забирает назад» свой удар по горлу, а жена – свою пощечину. Последнее, что мы видим, – удаляющаяся опять же задним ходом жена и замерший в задумчивости перед зеркалом муж. Ничего словно бы и не было. Вот если бы и в жизни можно было так же отмотать все назад…

Спектакль проводит нас по всем кругам человеческой жизни, где любят, радуются жизни, страдают, празднуют, создают семьи, занимаются политикой, рождаются и умирают. Все или почти все персонажи одеты в современные одежды, и тем больший эффект производит появление в финале первого акта, в сцене в таверне, фигур в барочных костюмах. Блистательно придуман и разработан режиссером вместе с хореографом Кириллом Симоновым «лебединый эпизод» – гротескный парафраз в миниатюре самого знаменитого балета всех времен и народов.

Кирилл Симонов здесь – почти что равноправный сопостановщик. В спектакле немало и собственно хореографических эпизодов, причудливым образом сплавляющих классическую лексику с модерном, и все это очень талантливо, изобретательно поставлено и отлично освоено балетной труппой. Но Симонов работал еще и с оперным хором, добиваясь от него в тех или иных массовых сценах пластической раскованности.

Несомненная удача – работа двух молодых художников, для которых этот спектакль стал дебютом в музыкальном театре и, кстати, первой совместной работой, – Екатерины Злой и Александра Барменкова. Они интересно поработали с пространством, решая его по принципу симультанности, но этим свою фантазию отнюдь не ограничивая. И с музыкой их сценография прекрасно сочетается. Впрочем, соавторами художественного решения надо по праву назвать и Ирину Вторникову – великолепного художника по свету, и Наталью Земалиндинову (костюмы).

Музыкальная сторона спектакля нисколько не уступает сценической. Самых больших похвал заслуживает работа дирижера-постановщика Андрея Аниханова и хормейстеров Елены Клиничевой и Сусанны Такмазян. И оркестр, и хор в этом спектакле демонстрируют не просто крепкий профессиональный уровень (что для многих региональных коллективов остается труднодостижимым идеалом), но такое качество, какое не стыдно было бы предъявить не только в Москве или в Петербурге.

Солисты в целом также приближаются к этому уровню. А Наталья Дмитриевская и вовсе стала одним из главных украшений спектакля. Эта замечательная певица в последнее время часто выступает в партиях более крепких, чем ее голос, и делает это весьма достойно. Но в «Кармине» она поет своим собственным голосом и звучит поистине завораживающе. При этом можно говорить об абсолютной стилистической точности ее исполнения.

В первом составе отлично показался тенор Сергей Маньковский. Баритон Петр Макаров, один из ведущих мастеров труппы, достигал в ряде сцен настоящей выразительности, но вместе с тем порой ощущалось, что сложнейшая партия (самая сложная и протяженная в «Кармине») еще не до конца освоена певцом. У молодого Ивана Сапунова во втором составе кое-что прозвучало даже лучше. Также во втором составе надо отметить и начинающую Анастасию Кулябину, и более опытного Виталия Ревякина.

* * *

За последние годы Ростовский музыкальный театр выпустил немало ярких спектаклей. Но «Кармина» в каком-то смысле – новая качественная ступень. И потому, что в этом спектакле нет никаких компромиссов со вкусами так называемого среднего, провинциального зрителя, который якобы по определению не приемлет современной театральной эстетики. Огромный зрительский успех «Кармины» свидетельствует как раз об обратном. И потому, что практически все компоненты здесь доведены до предельно высокого уровня.

Вот только дальнейшая судьба этого спектакля (да и не только его) вызывает тревогу. Спустя неделю после премьерных представлений театр покинул главный дирижер Андрей Аниханов, с чьим именем во многом связаны творческие достижения последних лет. Здесь неуместно говорить о том, кто прав, а кто виноват в сложившейся ситуации. Пострадал же, прежде всего, театр в целом, получивший пробоину в момент покорения очередной творческой высоты. Не умаляя заслуг художественного руководителя и директора (в одном лице) Вячеслава Кущёва, который этот театр создал и которому театр обязан не только благополучием, но и самим своим существованием, замечу все же, что наиболее яркие и плодотворные периоды в его почти двадцатилетней истории неотделимы от личностей музыкальных руководителей экстра-класса (чье появление в Ростове тоже, впрочем, его заслуга). В этом смысле театру повезло дважды: первый раз – с Александром Анисимовым, второй, спустя несколько лет после его ухода, с Анихановым. Повезет ли в третий? Или, может быть, вдруг каким-нибудь волшебным образом случится примирение сторон (хотя бы в преддверии планируемых на следующий, юбилейный, сезон гастролей на Исторической сцене Большого театра)? Вот бы «отмотать назад» всю эту историю, подобно тому, как происходит в ростовской «Кармине»…