Рецензиями на незаурядное событие московской сцены успели отметиться все уважающие себя издания. И это понятно: из происходящего в несезон немногое заслуживает внимания. Высказано невероятное количество мнений, на которые сегодня просто невозможно не ссылаться. Одно из самых поэтичных и афористичных: «Сверлия – это подвешенный в пространственно-временных свойствах апокалипсис» (Леда Тимофеева, «Сине Фантом»). Однако стоит добавить: апокалипсис этот эстетский, иногда до неприличия красивый, пушистый и уютный. К тому же в созданном Юханановым и его командой мирке много как бы инфантильного: кажется, режиссер реализует свои детские фантазии и мечты, воплощая их на театральной сцене самыми современными средствами. Периодически звучат комментирующие детские голоса. А еще – непечатная и интернет-лексика, на что публика реагирует особенно живо.

«Сверлийцы» Юхананова – постмодернистский роман-дневник, над которым автор работал изрядное количество лет, завершив его в 2009 году. В нем объединились черты фэнтези, антиутопии, пародии на мифотворчество; он отягощен многочисленными ассоциациями и смыслами, пришедшими из совершенно разных культурных пластов, переплетающихся наподобие барочной полифонии. Эти же качества свойственны и постановке (режиссер-постановщик – художественный руководитель электротеатра «Станиславский» Борис Юхананов, художник-постановщик Степан Лукьянов, художник по костюмам Анастасия Нефедова, художник по свету Евгений Виноградов, хореограф Андрей Кузнецов-Вечеслов). Первая серия/опера сверлийского цикла была показана в декабре 2012 года в Центре дизайна Artplay, остальные московская публика увидела впервые.

Параллельно земной реальности существует цивилизация Сверлия – фантастический мир, одновременно пребывающий в трех временах: прошлом, настоящем и будущем. Мир Сверлии детально проработан. Главным знаком этой цивилизации является сверло. Между Сверлией и Землей проложены тропы. Издревле сверлийцы посещали Землю, они посещают ее по сей день и будут посещать в грядущем. У Сверлии есть два столичных града: Санкт-Петербург и Пра-Венеция (Венеция, существовавшая в далеком прошлом; сегодняшняя Венеция – портал в Сверлию). Главный герой, Принц, несет миссию по спасению Сверлии от гибели. Ему предстоит столкнуться с Кружевницей, которая уже уничтожила его мир в прошлом. Оперный сериал рассказывает о рождении, инициации и приключениях сверлийского Принца, события прихотливо переплетаются в становлении юного сознания. Зал-трансформер электротеатра в некоторых спектаклях перестраивается, демонстрируя свои возможности.

Текст Бориса Юхананова разделили между собой шесть очень разных композиторов, большинство из которых – представители композиторской группы «СоМа» («Сопротивление материала»). Пригласив в свою компанию Алексея Сысоева (некогда входившего в объединение «Пластика звука»), они еще больше расширили стилистический диапазон. И так вышло, что литературный ряд, режиссура, хореография, костюмы во всех пяти сериях узнаваемы, а ряд музыкальный комментировал все это как бы с разных точек зрения, высвечивая разные аспекты юханановского текста. Хорошо об этом сказал композитор первой серии Дмитрий Курляндский: «Каждый автор являет собой сложный, концентрированный, целостный индивидуальный мир. В итоге образуется цепочка реинкарнаций единого текста либретто, последовательно проживаемого в шести разных измерениях» («Сине Фантом»). Здесь можно поспорить только насчет концентрированности этого мира у каждого автора и, как раз в случае с серией Курляндского, его сложности. Сама же метафора («цепочка реинкарнаций») служит замечательным концептуальным оправданием музыкальной разношерстности проекта.

Солисты ансамблей N’Caged, Questa Musica и Московского ансамбля современной музыки под управлением Филиппа Чижевского со знанием дела и одновременно с видимым удовольствием исполняли сложнейшие тексты (и актерские роли). К тому же весь оперный сериал они уже успели записать на компакт-диски, перед каждым спектаклем продававшиеся в фойе.

Вечер первый. Увертюра (начало, композитор – музыкальный руководитель электротеатра «Станиславский» Дмитрий Курляндский).

Мы оказываемся на первой палубе гондоловоза – устройства, переносящего сверлийские гондолы в пространстве и времени. Перед нами открывается вид на волшебную цивилизацию Сверлию. По сцене бродит русалка. Мы застигаем сверлийцев в момент сокровенного ритуала и слышим их жалобные песнопения, посвященные миру, который гибнет, но никак не может погибнуть.

По поводу этого эпизода Курляндский высказывался так: «Опера лежит в стороне от магистральной линии моих творческих поисков. Я сам не вполне понимаю, как относиться к этой работе (и как она относится ко мне). Но именно эта дистанция меня и привлекает. Важным ключом к восприятию должно быть понимание, что моя опера является стилизацией. Особенность ее в том, что это стилизация под несуществующий стиль, реконструкция несуществующего языка». Как всегда, у Курляндского красивое и заманчивое словесное обоснование, но довольно однообразная реализация: в течение часа с лишним звучали квинты и хроматические гаммы (как некий музыкальный праязык), создавая сонористическую вязь. И никаких характерных для этого композитора ненормативных звукоизвлечений. Здесь нет процесса, это застывшая картинка. Не то чтобы автор этих строк принципиально против всего, что так или иначе соотносится с минимализмом, но под конец такая предельная статика сильно утомляет. Впрочем, как вступление это имеет определенный смысл.

Вечер второй. Увертюра (завершение, композитор Борис Филановский).

Мы оказываемся на второй палубе гондоловоза, где среди священных обрядов начинается история Последнего Сверленыша. Живущий в забытьи, отрезанный от Сверлии, он вдруг пробуждается во время завтрака на своей московской кухне, чтобы вспомнить все и вернуться на сверлийскую родину. На этой кухне все вертится: стол, табурет, холодильник, люстра, мойка, плита (что, надо думать, вполне в сверлийском духе). На видеозаднике вертится анимированное звездное небо с метеоритным дождем, а шпили и купола рисованного фантастического города Пра-Венеции ввинчиваются в это небо наподобие сверл.

В отличие от Курляндского, Борис Филановский в своей серии показал чуть ли не энциклопедию приемов новой и относительно новой музыки. Произнесение текста на согласных – прием не новый, но эффектный (первооткрывателями были, видимо, Михаил Матюшин с Алексеем Кручёных в «Победе над Солнцем», 1913). Например, фраза «стоял я с Талмудом под мышкой среди молодежи еврейской» звучала как «ст л с Т лм д м п д м шк…» и т.д. В свое время подобным принципом сокращенного письма пользовался Сергей Прокофьев. Как оказалось, Филановский ориентировался на грамматику иврита, где корни слов состоят только из согласных и выражают чистую идею, чистый смысл (по сцене на специальных повозках двигались светящиеся всеми цветами радуги ивритские буквы).

Если у Курляндского минимум материала, то у Филановского избыток (его многослойность и многосоставность отвечали литературному тексту). Тем не менее Филановскому удалось посредством комбинаторики слепить из всего этого две цельные и вместе с тем контрастные части. Соглашусь с Петром Поспеловым из «Ведомостей»: по роли в оперном цикле это действительно не увертюра, а начало основной его части.

Вечер третий (композитор Алексей Сюмак).

Мы наблюдаем рождение сверлийского Принца, которому предстоит вступить в схватку с Кружевницей – богиней судьбы, единой во многих лицах. Последний Сверленыш, аватар Принца, встречает ее на улице в образе девушки. Частично живые фильмы показывают нам ритуал сверления. Фантастические сверкающие белые одеяния подсвечивались разными цветами, цветосвет в этой и последующих сериях играет едва ли не главную роль. В режиссуре обращает на себя внимание прием дублировки происходящего на сцене и на заднике-экране (что можно заметить и в других эпизодах, хотя это не открытие). Вообще в третьем эпизоде развитие и своего рода архитектоника ощущаются прежде всего в режиссуре, в вербальном и визуальном – все это имеет первостепенное значение. Музыка же второстепенна (диалог старого и нового). Фактически это не столько опера, сколько спектакль с музыкой.

Вечер четвертый, действие первое (композитор Сергей Невский).

После сверлийской гражданской войны среди обгоревших останков цивилизации мы видим Принца, принявшего сан властителя Сверлии, и слышим его скорбную песнь. Принц вертится вокруг своей оси подобно сверлу, остальные актеры всячески демонстрируют пятые точки под вялый стеб текста. Эклектичный музыкальный ряд, где типичная для Невского стилистика приправленного шумами поставангарда почему-то смешивается с барокко, никак с этим текстом не соотносится. Впрочем, сам композитор признается в том, что не понял и десятой доли текста. По его мнению, полное понимание доступно лишь тем, кто следил за творчеством Юхананова последние три десятилетия.

Вечер четвертый, действие второе (композитор Алексей Сысоев).

Раскрывается тайна Последнего Сверленыша. Мы становимся свидетелями процесса его идентификации с Принцем, знакомимся с великим ребе Шнеуром Залманом из Ляд и слышим выдержки из священных книг.

Алексей Сысоев был приглашен в проект Сергеем Невским, который часть своей задачи по озвучиванию текста Юхананова решил передать коллеге. Сысоев известен дзенским отношением к музыкальному времени, его музыка имеет свойства континуума и объемлет колоссальные пространства. Композитор не изменил себе и в этом проекте – возможно, поэтому пересечений с литературным первоисточником тоже практически не наблюдалось.

Вечер пятый (композитор Владимир Раннев).

Сверлия ассимилирована в нашу реальность. Сверлийцы – полуподпольные эмигранты. Последний Сверленыш, ставший оборотнем, пытается вспомнить самого себя. Преодолевая катастрофу и переживая метаморфозу, он оказывается в призрачной Венеции наших дней со сверлийским Принцем, окутанный безалаберным настроением города на воде.

Заключительный эпизод оперного сериала – наиболее цельный и векторный, в нем музыка доминирует и создает свою драматургию (его постановка, наоборот, лишена какого-либо действия). Музыкальная материя многосоставна и контрастна: пуантилистический гокет, полифония пластов в сопоставлении с одним-единственным звуком, в кульминации – «ритуальные» удары мухобойками…

«Волшебный дар сеньора Луиджи», «Страсти-2000», «Царь Демьян», «Полифоническая трилогия на тему Поля Двойрина», «Белгородские вариации», «Десять взглядов на десять заповедей», «Вариации на темы Мясковского» (к 100-летию Московской консерватории), «Посвящение» (к 100-летию со дня рождения Д.Д. Шостаковича)… Коллективные композиторские проекты, столь модные в последние годы и десятилетия, всегда вызывают интерес, и «Сверлийцы» не исключение: все спектакли собирали аншлаги. Правда, далеко не всегда такие проекты становятся творческими союзами с высокой степенью единства общего замысла, нередко это просто коллективные акции. Кажется, «Сверлийцев» тоже цельным проектом не назовешь.

Фото Андрея Безукладникова