АРХИВ
22.06.2015
ОБОШЛОСЬ БЕЗ ДЕМАТЕРИАЛИЗАЦИИ
Мистическое «Предварительное действо» Александра Скрябина, воссозданное и дополненное Александром Немтиным, впервые было исполнено в России в полной симфонической версии 17 мая в Светлановском зале Московского международного Дома музыки

Сначала немного истории. В 1903 году Скрябин задумал «Мистерию» – глобальное синтетическое (а по сути, скорее, неосинкретическое) действо, идея которого окончательно оформилась к 1905 году, после прочтения «Тайной доктрины» Е.П. Блаватской. Кроме того, Скрябин знал санскрит и был знаком с ведическими трактатами. По мысли композитора, в «Мистерии» как в магическом акте должны были слиться музыка, поэзия, живопись, архитектура, танец, театр, свет и цвет, ароматы и вкусовые ощущения, прикосновения, взоры и воображаемые звуки. Реализация этого замысла была призвана трансформировать и дематериализовать Вселенную. Соответственно теософской доктрине нынешней цивилизации грозит технотронное самоуничтожение, и Скрябин решает выстроить альтернативный путь ее развития. Вот как его план выглядит в пересказе авторитетного исследователя творчества Скрябина Андрея Бандуры: «В далекой Индии, на берегу зачарованного озера, из драгоценных камней, фимиамов и красок заката должен быть построен храм для исполнения «Мистерии». Он, Скрябин, даст только первый импульс к включению фантастических причинно-следственных цепей. В небе над Гималаями зазвенят мистические колокола, и на их зов все населяющие Землю народы пойдут в Индию, чтобы принять участие в исполнении величественной симфонии Преображения. В лучах всемирного художественного экстаза человечество вырвалось бы из тенет материи и «проснулось в небо» сияющим вихрем неуничтожимой, бессмертной и всемогущей мыслящей энергии. Скрябин был убежден, что музыка способна изменять законы времени и пространства, что звуковое поле его сочинений проникает в параллельные миры».

Как свидетельствует исследователь музыки Серебряного века Антон Ровнер, впоследствии Скрябин осознал, что человечество еще не готово к такому грандиозному свершению, и начал вынашивать план «Предварительного действа». В конце концов он счел, что с «Мистерией» нужно подождать. Следуя мысли композитора, «Мистерию» должен был написать он же, но только через несколько своих инкарнаций на Земле. По словам сподвижника Скрябина Леонида Сабанеева, он фактически сочинил всю музыку «Предварительного действа» в голове. «Это будет еще не «Мистерия», но уже в таком духе, и в нем и синтез искусств будет, и уже оно будет эзотерично, – делился Скрябин своим замыслом. – Это все-таки художественное произведение, хотя в нем уже будет совсем иное, будет очень много настоящей магии… В нем будет мистика разбавлена некоторым символизмом, и это именно обусловит возможность многократного исполнения». Один из немногих ближайших друзей композитора, кто слышал «Действо» в авторском исполнении на рояле, Сабанеев впоследствии вспоминал: «Это были таинственные, полные какой-то нездешней сладости и остроты, медлительные гармонии… Нежная, хрупкая звуковая ткань. И во всем этом лежал колорит какой-то призрачности, нереальности, сонности – такое настроение, будто видишь звуковой сон». Скрябин не успел записать «Предварительное действо» полностью, как известно, этому помешала смерть, казалось бы, от незначительной причины, приведшей к сепсису, – «дематериализация» произошла с ним самим (кстати, в апреле этого года отмечалось 100-летие со дня его смерти). Остались только 53 листа набросков и литературный текст собственного сочинения.

Вообще все позднескрябинские опусы были эскизами к «Мистерии», а «Предварительное действо» должно было стать самым развернутым из них: этот последний эскиз-пролог как бы суммирующий. Так что неслучайно в прозвучавшей версии Александра Немтина (существует и менее известная версия Сергея Протопопова 1948 года) легко угадывались пространные цитаты.

Александр Немтин завершил «Предварительное действо» в 1996 году (мировая премьера состоялась в 1997 году в Хельсинки), и именно этот его проект – самый значимый и масштабный (он работал над ним с 1970 года, то есть 26 лет). Впрочем, имя Немтина связано с музыкой Скрябина и реконструкцией одной из сцен его неоконченной оперы «Кейстут и Бирута», и балетом «Нюансы», созданным на основе ранних скрябинских фортепианных пьес. Кроме того, Немтин – один из пионеров электронной музыки в России, автор сочинений для синтезатора АНС (Александр Николаевич Скрябин): «Голос», «Слезы», «Прогнозы».

В «Предварительном действе» Александра Скрябина – Александра Немтина задействованы большой симфонический оркестр, хор и певцы-солисты, фортепиано, орган и световая клавиатура. Это триптих, где первая часть – «Вселенная», вторая – «Человечество», третья – «Преображение». Инициировала проект Татьяна Шаборкина, бывшая тогда директором Мемориального музея-квартиры Скрябина. Немтин тщательно изучил скрябинские эскизы, определив место каждого в форме целого и наметив пути их развития. Первоначально он ориентировался на последнее симфоническое произведение Скрябина – поэму «Прометей» (и в смысле драматургии формы, и в смысле гармонического ее наполнения, состава оркестра, продолжительности звучания). Но в результате общая продолжительность всех частей триптиха увеличилась до двух с половиной часов (кстати, как заметил Ровнер, подобно хору в «Прометее», хор и солисты в «Предварительном действе» в версии Немтина поют без слов).

Проект был реализован силами Государственного академического симфонического оркестра России им. Е.Ф. Светланова, Государственного академического русского хора им. А.В. Свешникова и солистов – Александра Гиндина (фортепиано), Константина Волостнова (орган), Любови Петровой и Надежды Гулицкой (сопрано). Дирижировал грандиозным объединенным составом художественный руководитель ГАСО маэстро Владимир Юровский. К работе Юровского нет никаких претензий – ему удавалось держать под контролем огромный состав точностью жестов и ощущения сущности музыки. Единственное, хор не всегда был хорошо слышен, звучание оркестра иногда явно перевешивало и создавало дисбаланс, но это скорее проблемы звукорежиссуры. Хотя, возможно, идея была в том, чтобы хор звучал то на втором плане, то «в приближении» (хористы перемещались с арьерсцены на бельэтаж и обратно). А вот световое оформление и видеоинсталляции Марии Кононовой вызывали некоторые сомнения в соответствии позднескрябинскому мирочувствованию. Сам Скрябин, говоря о своей концепции светоцвета, подчеркивал, что «свет должен наполнить весь воздух, пронизать его до атомов. Вся музыка и все вообще должно быть погружено в этот свет, в световые волны, купаться в них». Что касается нынешнего показа «Предварительного действа», то аудитория была погружена в полумрак. Слабое подсвечивание органа с меняющимися цветами не производило особого впечатления (подобное можно наблюдать на многих концертах в Светлановском зале ММДМ), а демонстрировавшиеся на небольших экранах слева и справа так называемые видеоинсталляции, а по сути анимации (сначала абстрактные в духе Василия Кандинского, затем фигуративные с оттенком наива в духе Николая Рериха индийского периода) не соответствовали своим принципом «плывущего» изображения заостренности и экзальтированности музыки (особенно в первой части). Кажется, уместнее все же было бы сопровождать музыкальный ряд эффектным лазерным шоу с яркими вспышками светоцвета, заполняющими весь зал.

Если говорить о самой музыке, то она довольно неоднородна: плотность музыкальных событий, степень их концентрированности от первой к третьей части значительно меняется. «Вселенная» по типу развития, по принципам формообразования ближе всего к «Прометею»; вероятно, здесь Немтин ближе и к первоисточнику – скрябинским эскизам «Предварительного действа». Музыкальная ткань звучит абсолютно современно – между прочим, в этих эскизах встречаются отдельные 12-тоновые аккорды, что заметил еще Лев Данилевич, и вслед за ним Юрий Холопов. По словам Ю. Холопова, наряду с «додекафонными» аккордами без октавных удвоений и к тому же в периодической симметрии в набросках «Предварительного действа» мы сталкиваемся с модальным мышлением, когда Скрябин выписывает симметричный тон-полутоновый звукоряд и начинает различным образом комбинировать его звуки. Здесь ощущается крайняя концентрация материала, чреватая критическим накоплением энергии.

Однако во второй части («Человечество») былая сжатость музыкального времени рассредотачивается, уступая место умеренно напряженному и вполне традиционному романтическому симфонизму, масштабному развертыванию музыкальной мысли. Далее, в третьей части («Преображение») напряженность заметно ослабевает, и основным материалом становится скрябинская Прелюдия № 2, op.74, которую сам автор называл «астральной пустыней» («такое впечатление, что она вечно звучит, миллионы лет»). Вероятно, Немтин руководствовался именно этим высказыванием композитора, выписывая все эти бесконечные повторы, которые в какой-то момент уже кажутся навязчивыми. «Вселенная» как бы остывает, создается впечатление все более усиливающейся энтропии, рассеивания энергии (тем самым музыка невольно приближается к сомнамбулически замедленному видеоряду). Какое уж тут преображение… Во второй и третьей частях «Действа» явственно ощущаются нескрябинские элементы стиля: впрямую звучат остинато, декларативны мажорные трезвучия, в партию солирующей меди неожиданно встраиваются мелодические ходы из словаря явно не начала ХХ века, а его окончания…

В отличие от Александра Скрябина, Александр Немтин благополучно завершил свой проект. Он не ставил цели везде и непременно соответствовать замыслу Скрябина, вполне осознанно опуская некоторые детали, например заключительный экстатический танец. А вот его реплика из одного радиоинтервью: «Когда речь пошла о том, чтобы уничтожить человечество во второй раз, мне это ужасно не хотелось делать». Тем не менее пришлось: к концу третьей части зал вдруг ярко освещается (в противоположность концу второй, где свет полностью гаснет) – на мощном унисоне, олицетворяющем некий первоисточник, в который стремительно сворачивается вся оркестровая ткань. Видимо, это и есть преображение и дематериализация человечества в частности и Вселенной в целом, но условные, изображаемые.

Наверное, есть определенная закономерность в том, что подобные глобальные утопии остаются неоконченными – тут вспоминаются и «Книга жизни» Николая Обухова, и «Вселенская симфония» Чарльза Айвза. Они открыты к завершению другими композиторами, но множественность потенциальных реализаций размывает и ослабляет изначальную идею.

Поделиться:

Наверх