Либеральная концепция Быдгощского фестиваля, самого представительного оперного форума в Польше, предполагает абсолютную открытость. Здесь представляют все только самое интересное, самое новое в области современного музыкального театра, способное захватить как искушенного слушателя-эксперта, так и неофита. Одна из главных причин посмотреть на все самое интересное – красавец-театр. Его торжественное открытие после мучительного, более чем 20-летнего долгостроя произошло в 2006 году и совпало с 50-летием Быдгощской оперы. Состоящее из трех кругов здание театра расположено в живописнейшем месте, откуда открывается вид на набережную реки Брды и историческую часть города, возраст которого насчитывает без малого восемь веков. 

Программу фестиваля составили семь названий: «Королева чардаша» Кальмана, «Севильский цирюльник» Россини, «Портрет» Вайнберга, «Алеко» Рахманинова, «Шопениана» в хореографии Фокина, мюзикл «Холопы» Дзюбка, Кощчельняка и Дзивиша и водевиль «Мнимое чудо, или Краковцы и горцы» «отца польского театра» Войцеха Богуславского. Среди гостей были оперные театры из Лодзи, Познани, Гдыни, Национальной оперы Украины из Киева, а также Государственный народный ансамбль песни и пляски «Мазовше» им. Т. Сыгетыньского. В рамках фестиваля прошел и VII Международный молодежный оперный форум, на котором силами студентов польских музыкальных вузов были исполнены такие отнюдь нешуточные шедевры, как «Ксеркс» Генделя и «Так поступают все» Моцарта – с очень серьезными и многообещающими режиссерскими и исполнительскими работами. Фестиваль вновь отразил не только тенденции сезона, но и лояльную репертуарную политику Быдгощского оперного театра, нацеленную на поддержание интереса публики как к опере, так и к мюзиклу и оперетте, коль скоро его открывала самая популярная оперетта Кальмана, выполненная в экстравагантной эстетике 1920-х в режиссуре Войцеха Адамчика. 

Польский театр, равно как и польское кино, в России с давних пор ценилось своей смелостью и новизной. Ожидания оправдались и в этот раз, хотя, к примеру, «Севильскому цирюльнику» из Лодзи в постановке Натальи Бабиньской немного не хватало перца и соли. Шедевру Россини сполна вернули его природное буффонное начало, нарядив героев в монохромные костюмы желтого, красного, синего, белого цветов, да еще и запараллелив действо с театром теней (танцующими силуэтами-двойниками, словно сошедшими со страниц старинных альбомов). Изумил подмигивающий Россини, нарисованный на видеоинсталляции во время увертюры, который до боли напомнил легендарную «Джоконду» с ее таинственной улыбкой. Утрированные клоунские формы в дизайне костюмов, казалось бы, предполагали большее комикование и гротеск и в актерской игре, но там все органичивалось более-менее традиционной системой оперной условности. Зато очень порадовал подбор солистов, среди которых было два иностранца – меццо-сопрано Бернадетта Грабиас (Розина) с несколько крупноватым голосом и тенор Леонардо Феррандо (Альмавива), иногда напоминавший своим вокалом Хуана Диего Флореса, а также оркестр под управлением Эральдо Сальмьери, соблюдавший дух и букву россиниевского стиля. 

Намного интереснее было наблюдать за реакцией публики на остросовременную, во многом провокационную постановку неизвестной широкому кругу слушателей оперы «Портрет» Вайнберга, написанной по одноименной повести Гоголя. Композитору сложной польско-советской судьбы приписывают участь быть следующим после Шостаковича и Прокофьева, однако его творчество по-прежнему находится в тени, несмотря на активные попытки издавать записи его музыки и исполнять ее время от времени на разных европейских фестивалях. Премьера «Портрета» в Быдгощи, ставшая второй польской премьерой после Познани, вновь убедила, насколько незаслуженно было задвинуто в дальний угол имя Мечислава Вайнберга. Да, его музыка роднит композитора с Шостаковичем, но и оригинального, самобытного, индивидуального, острого и проницательного в ней не меньше. В его «Портрете» была слышна особая простота, быть может, моцартовского толка, позволяющая транслировать сложные и глубокие идеи самым широким слушательским кругам. Дэвид Паунтни проявил себя как истинный мэтр, который показал, как вальяжно, неторопливо может пользоваться всеми доступными средствами ради проговаривания генеральной идеи. Если в начале оперы, где Чартков – безвестный, лишь подающий надежды молодой художник, режиссер погрузил зрителя в мир цветового хаоса, словно окунув с головой в пеструю, косноязыкую, но многообещающую абстракционистскую мазню, то начиная с середины он показал, как ловко поймал публику в ловушку. Обескураживающе просто, даже элементарно Паунтни провел уайльдовскую, а точнее, мифологическую идею утраты идентичности, опустошения художника, пошедшего на сделку с совестью. Внезапно над сценой угрожающе повисли портреты Сталина со слепящими фонариками вместо глаз, а ближе к финалу за физиономией гибнущего Чарткова (в исполнении знаменитого Яцека Лащчковского) зритель мог наблюдать крупным планом, снимаемым на видео в режиме онлайн никем иным, как Психеей – героиней без слов, аллегорией души художника. Финальной точкой стал артефакт на постаменте – реплика на знаменитый череп с бриллиантами британского художника-предпринимателя Дэмиена Херста. Несмотря на все сложности, связанные с восприятием неизвестной, пусть даже более чем мелодичной, а зачастую попросту завораживающей, но все же современной музыки, зал слушал оперу Вайнберга, не дыша. Не оставалось ни капли сомнения, что его «Портрет» должен и даже обязан быть исполнен в России и как можно скорее. 

* * *

Как заинтересовать, приручить и воспитать свою публику – об этом знает Мачей Фигас, руководитель театра Opera Nova в Быдгощи. 

– Много конкурентов у Быдгощского оперного фестиваля?

– В Польше есть несколько фестивалей, похожих на наш, но ни у одного из них нет такого профиля и масштаба. Предыстория Быдгощского фестиваля такова. Он возник двадцать лет назад для того, чтобы привлечь внимание общественности к затянувшемуся строительству нового оперного театра. Возникали проблемы с финансированием, раздавались голоса, зачем в Быдгощи опера, нужно ли это городу? Но были и те, у кого хватило воображения догадаться, чем может стать это здание по завершении строительства. В конце концов, в 1994 году мы организовали первый фестиваль, пригласив театры из Познани, Варшавы, Лодзи, Театр балета Аскольда Макарова, и он сыграл невероятно важную роль, доказав, что в новом здании очень хорошая акустика, что у театра есть своя публика, которой нужен фестиваль. 

– Насколько оперное искусство популярно в Польше?

– Все зависит от города, в каждом – свой опыт и специфика, исключая, бесспорно, Варшаву, это совершенно отдельный разговор. В любом случае нигде директора оперных театров не могут быть стопроцентно уверены в постоянстве публики, что бы ей ни предлагалось. Впрочем, так было, наверное, всегда. И все же сегодня все нужно делать с особой осторожностью, потому что изменились представления о ценностях, музыкальности, приходится вдвойне беспокоиться о том, чтобы в следующих поколениях поляков воспитывалось осознанное отношение к культуре. Ведь даже обычное музыкальное образование сегодня непопулярно, об этом не говорят с экранов телевизоров. Мы, к сожалению, постепенно чувствуем это все острее. Нужно учить публику. Мне отрадно, что в наш театр приходит молодежь, наряду со старшим и средним поколением зрителей. Молодежь нужно учить разными оперными или балетными «сказками», вырабатывать у них привычку, вкус. В этом смысле тяжело приходится городам, которые начинают с нуля. Я сравниваю процесс формирования публики с выращиванием леса, который медленно вырастает, но моментально сгорает. Быдгощский оперный театр сегодня не может не радоваться доброму расположению публики, ее доверию – над этим мы работали два десятилетия.

– Какая концепция вашего фестиваля? 

– В свое время велись разговоры на тему, чтобы фестиваль был более программный. Скажем, в один год посвящался Шекспиру, в другой Любви, в третий еще чему-то. Но мы поняли, что жизнь постоянно преподносит сюрпризы, не умещающиеся в единой формуле, которая бы нас как организаторов ограничивала. К тому же надо помнить, что Быдгощ – не Москва и не Варшава, что деньги сюда не текут рекой, поэтому нужно трезво смотреть на вещи. 

Мы стараемся, чтобы на каждом фестивале было представлено как можно больше зарубежных коллективов, но это вопрос лавирования между нашими амбициями и финансовыми возможностями. Нередко мы пользуемся ситуацией, когда тот или иной коллектив находится в европейском турне, и мы стараемся подстроиться под его график. Но, разумеется, существуют и специальные приглашения. Нашими частыми гостями являются театры с восточной стороны. Что касается репертуара, то мы заинтересованы, прежде всего, в том, что редко исполняется. Так, у нас нет голосов для «Бориса Годунова» Мусоргского, «Князя Игоря» Бородина или «Алеко» Рахманинова, но мы знаем, что публике эти оперы понравятся, поэтому с радостью приглашаем театры из Минска и Киева. «Нос» Шостаковича к нам привозил Камерный музыкальный театр им. Б. Покровского из Москвы. Мы обязательно включаем в афишу спектакли польских театров, особенно те, которые носят фестивальный характер. «Портрет» Вайнберга как раз представляет такой тип спектакля, который нам очень интересен. Для меня очевидно, что он вряд ли задержится в репертуаре Познанского театра, и было бы грешно не показать на фестивале эту оперу, неизвестную нашему слушателю. 

Нам интересны и популярные названия, достойные демонстрации с точки зрения оригинальности режиссуры. Так, в этом году мы решили показать оригинального «Севильского цирюльника» Россини из Оперного театра Лодзи, несмотря на то, что в репертуаре нашего театра есть свой классический «Цирюльник». На каждом фестивале бывает и изюминка для менее искушенных, которой являются, как правило, оперетта или мюзикл. В этом году это был мюзикл «Холопы» по драме Владислава Реймонта, спектакль из Гдыни. В прошлом году была «Кукла» по Прусу. Мюзикл выполняет свою образовательную роль, приучая ходить в оперный театр тех, кто не стесняется признаться в том, что «опера – не для меня». Однако замечу, что тот, кто еще недавно так говорил, сегодня с удовольствием ходит и на оперу.