АЗАРТ ОДИНОЧНОЙ ГОНКИ

Дмитрий Маслеев. Чайковский, Концерт для фортепиано с оркестром № 1. КЗЧ

Победитель XV Международного конкурса им. Чайковского выступил в Москве с Красноярским академическим симфоническим оркестром под управлением Владимира Ланде. На конкурсе Маслеев играл Первый концерт не блестяще. Есть ли сдвиги? Еще какие. Но, увы, все больше по технической части, отточенной до солдатской точности. Кажется, я впервые расслышала в третьей части все подголоски оркестра, обычно тонущие в звуковой «свалке».

Маслеев своего рода феномен: слыханное ли дело, чтобы дирижер не только не оттягивал темп там, где адски сыплются октавы, но старался угнаться за солистом? Видимо, мы все-таки родина слонов, если Китай еще не опередил нас по скорости октав, переходящих в глиссандо.

Что же звук у Маслеева? Да все тот же: тусклый, скучный и стучащий. А так хотелось чего-то большого и светлого! Показалось даже, что в особо лирических фрагментах Дмитрий пытался придать фразе вменяемый смысл, одухотворить ее. Может, над этим кто-то специально посидел с хрупким на вид пианистом-работягой, несомненно, достойным огранки своего дара. Увы, пока вторая часть концерта была им безнадежно загублена. Неужели навсегда уходит говорящая фраза с ее теплым звуком? Это особенно трагично в Чайковском, которому мы обязаны блаженнейшими в своей жизни состояниями.

Солист «сигал» от фортиссимо к пиано и обратно с четкостью автомата, гнал фрагмент за фрагментом лихо, но без всякого смысла (разве что кто-то за сценой стоял с секундомером?), ни на йоту не переключаясь из одного состояния в другое. Его главное качество – не просто спортивная собранность, а настоящий азарт, личная гонка по антимузыкальный пустыне. Хорошо еще, что он не устраивает за роялем зрелищную пантомиму (согласитесь, того же Ланг Ланга можно с интересом разглядывать и без звука).

Традиционных держателей филармонических абонементов маслеевские октавы сразили наповал. И пианист добавил для поклонников раздумчивую миниатюру Чайковского «Далекое прошлое», превратив ее, впрочем, с первых же звуков в салонную фитюльку.

ДИНАСТИЧЕСКИЙ ПАРАДОКС

Арсений Тарасевич-Николаев. Рахманинов, Концерт для фортепиано с оркестром № 3. КЗЧ

В филармоническом цикле «Молодые таланты» этот пианист выступил с ГАСО им. Е. Светланова под управлением Филиппа Чижевского. Поначалу большой интерес вызвал дирижер (известный доблестным исполнением новейших сочинений): на сцену он вышел весь в черном – в лосинах и высоких сапогах, в стильном рединготе, с длинными распущенными волосами. Однако в итоге лебединые махи его аристократических рук мало помогли как оркестру, так и солисту.

Если почитать послужной список Арсения, кажется, что ему всюду зеленый свет. Но похоже, что 25-летний пианист из знаменитой музыкальной семьи никак не найдет свой путь. Еще в 2015 году на XVII Конкурсе им. Шопена он сильно проигрывал рядом с Дмитрием Шишкиным. (Трансляции конкурсов в этом смысле страшная вещь!)

Тарасевича-Николаева, как и Маслеева, отличает крайняя сосредоточенность, только тут она, скорее, на грани нервного срыва. Играть с Чижевским ему было нелегко, и концерт распался на отдельные фрагменты (как они, видимо, и репетировались). Скажите, разве это можно слушать?

Во второй части, предполагающей у автора почти физический свет, окончательно выяснилось, что музыки не будет. Да что там вторая – финал, начавшийся звуковым камнепадом на головы мирно дремавших слушателей, был столь же ледяным. Не исполнение, а его внешняя имитация – обычное сейчас дело. Сколько я ни стремилась поймать у Арсения хоть один импульс желания донести до публики собственные эмоции, неизбывную тоску по прекрасному или хотя бы заразить зал непостижимой тайной сочинения – невод мой остался пуст.

Дежурно сыгранный на бис Вальс ля минор Шопена (соч. 34, № 2) подсказал, что в ближайшее время мы вряд ли совпадем с этим пианистом в концертных залах.

ЖЕМЧУЖИНА В ХОЛОДНОЙ СТОЛИЦЕ

Бехзод Абдураимов. Сольный концерт: Вагнер – Лист, Лист, Прокофьев. КЗЧ

Но должны же были, наконец, начаться и чудеса. Или пришла эра каких-то других, не нужных мне в жизни пианистов? Нет, нашелся тот, с которым я буду совпадать в наших концертных залах всегда! Любимый ученик Тамары Попович (ташкентского педагога незабвенного Алексея Султанова), Абдураимов прославился в мире, победив в 2009 году на Международном конкурсе пианистов в Лондоне.

Печально, что привычная толпа наших просвещенных снобов не ломилась на этот восхитительный по своей музыкальности клавирабенд. Не увидела я на нем ни консерваторских студентов, ни профессуры, чему есть только одно объяснение – самоуверенность и косность.

Боязно слушать прямо в начале «Смерть Изольды». Однако Бехзод, конечно, знает: ему по силам мощно втянуть зал в повествование. И в первую очередь – благодаря маняще-прекрасному, неслыханному звуку! То есть три-четыре такта – и у вас ушки на макушке.

Вагнером он разыгрался перед Сонатой си минор Листа. И эта донельзя изжеванная вещь вдруг возродила свежие ощущения и устремленности к небесам, и безнадежности всей земной борьбы.

Но случилось в ней и главное. Когда пианист вошел во вкус, со сцены полилась мистика. Музыка стала пожирать вас целиком, и вы, прекрасно зная, как безрадостен у Листа финал, наивно думали, как про Чапаева: а может, все-таки выплывет?.. Редко кому удается такая первозданность интерпретации.

Казалось, у Бехзода под руками не тот же инструмент, что у Маслеева. Одно только пиано непредставимых оттенков чего стоит! Картины его внутренней фантазии безграничны, эмоциональные воронки прекрасны в своем коварстве – мы же «обманываться рады». При этом – никакого драйва! (Намеренно употребляю здесь это отвратительное словцо.)

Цикл «Ромео и Джульетта» преподнес ярчайшие, зримые образы, вовсе не отсылающие к балету. (Ах, как юна и хороша была у Бехзода Джульетта!) Местами и сам-то Прокофьев был неузнаваем, лишенный жирных исполнительских и «культурологических» наслоений. Почудилось даже, что в «Масках» зазвучал оркестр.

На бис пианист одарил публику приятными фа-минорным Музыкальным моментом Шуберта и Вальсом-каприсом № 6 из «Венских вечеров» Шуберта – Листа. Собрался бы зал поразборчивей – не отпустил бы еще долго.

Когда нам теперь его ждать? С 2007 года Бехзод учился у Станислава Юденича в США, там теперь и обосновался. Его много где хотят слышать и удивляться ему. Потому что это неподдельная крупная жемчужина.

МИКРОКОСМОС НА КЛАВИШАХ

Константин Лифшиц. Сольный концерт: Бах, Энеску, Барток, Бетховен. «Филармония-2»

И еще один редкий в Москве русскоговорящий гость – из Швейцарии. В зал Олимпийской деревни съехалось пол-Гнесинки, не убоявшись ни ледяных колдобин, ни стылого ветра на автобусной остановке. Кроме того, в партере мне встретились пианист Владимир Сканави и телеведущий Александр Флярковский, культуролог Георгий Мельников и компьютерщик Евгений Айзенштат, выдающийся композитор Александр Вустин и много меломанов, которые в этот вечер предпочли Лифшица оркестру musicAeterna c Теодором Курентзисом в БЗК.

А программа – ох какая некассовая. Но сегодня большая редкость и счастье, когда пианист диктует ее организаторам сам.

Концерт открылся Сюитой соль минор Баха, а Бах у Лифшица всегда захватывающий. У него свой обдуманный и решительный разговор с роялем, и каждый палец ложится на клавишу с категорической определенностью – действительно, похоже на Гульда. Ритмы в Бахе у Лифшица порой очень прихотливы, зато слушаешь, как импровизацию. Чего только не отдашь за это.

А дальше – Энеску и Барток! За что пострадали в нашей стране два великих композитора, чьи имена у нас знают понаслышке? Где бы найти корни этой культурологической драмы?

Фортепианная сюита № 3 Джордже Энеску, написанная в 1913–1916 годах («Мелодия», «Голоса степи», «Меланхолическая мазурка», «Бурлеска», «Аппассионато», «Хорал», «Ночной колокол»), будто причудливо вобрала в себя отголоски Дебюсси и Стравинского, Мусоргского и Прокофьева, а в последней пьесе почудился и Мессиан…

Сколько надо мужества и умения преодолевать сопротивление среды, чтобы играть эти пьесы в Москве? Такой чистый авангард, уже канувший в архаику? Но в изобретательном, «цветном», полном образов исполнении он ничуть не меркнет.

Что уж говорить о «Шести танцах в болгарских ритмах» Бартока (из «Микрокосмоса»), которые способен выучить только неленивый – столь затейливы там острые, дикие ритмы! Инопланетная музыка.

В конце программы – неожиданно Третья соната Бетховена. Переосмысленная с нуля, она предстала необычно современной, будоражащей слух. И именно потому пусть кто-нибудь скажет, что это не Бетховен!

На бис – деликатес: «Меланхолический вальс» Эмилса Дарзиня, латышского композитора начала ХХ века.

На такие подвиги, как Лифшиц, способны не многие. Его энтузиазм сродни слову проповедника. Доверие к слушателю, которому предъявляют фактически премьеры перлов столетней давности, безгранично. Мало кого сравнишь с этим пианистом-подвижником.

РЫЦАРЬ БЕЗ ДОСПЕХОВ

Андраш Шифф. Сольный концерт: Мендельсон, Брамс, Бах. КЗЧ

Когда-то двадцатилетний венгр получил IV премию на Конкурсе Чайковского. Не думаю, что это его лучшие воспоминания. С тех пор Шифф записал полное собрание сонат Моцарта, Шуберта, Бетховена, партит Баха, все концерты Моцарта и Бетховена с оркестром. С 2001 года он подданный Великобритании, и к 60-летию королева пожаловала ему титул рыцаря.

К счастью, Шифф регулярно бывает в России с масштабными программами. В прошлом сезоне потряс исполнением последних сонат Гайдна, Моцарта, Бетховена и Шуберта, собранных, получилось, в единый великий предсмертный вздох.

Его благородная манера отчасти старомодна. И упорно не поддается критике. Все выходящее из-под его рук цельно и неоспоримо – многим ли это сегодня дано? Фантазия фа-диез минор Мендельсона полна ненадрывной, щемящей тоски по вечной красоте. Двухчастная Соната № 24 Бетховена (наверное, самая непопулярная), хранит свою загадку – но какое искусство без тайны? Брамс у Шиффа совершенно иной «на ощупь». Оба его исполненных цикла («Восемь пьес», соч. 76; «Семь фантазий», соч. 116) абсолютно эталонны. Райские кущи, радость педагогов. Недаром сидевшие передо мной парень с девушкой, уткнувшись в ноты, следили за каждым тактом всех этих интермеццо и каприччио.

Лично меня смущала лишь строгая выверенность эмоций – но, возможно, те, кто мыслит глобально, не позволяют себе лишних сюрпризов.

Самым впечатляющим номером оказалась заключительная Английская сюита № 6 Баха. Ею музыкант возвел прочное основание своего мира, каждый раз бесследно уходящего в космос. И каждый раз Шифф строит его заново с неподкупной честностью смиренного служителя искусства.

А вы думали, рыцарские звания даются просто так?

На снимках: Б. Абдураимов, К. Лифшиц, А. Шифф