С тех пор, как легендарные «три тенора» сдали свои позиции (один давно покинул этот мир, другой перешел в баритоны, а третьему вот уже много лет харизма заменяет голос), каждую очередную восходящую звезду непременно провозглашали наследным принцем тенорового царства. Иных уж нет, а те – далече от вершины олимпа, куда столь непросто взобраться и где во много крат сложнее удержаться. Хуану Диего Флоресу это удалось.

Звездная карьера перуанского тенора стартовала уже более двадцати лет назад. Москвичи помнят и выступления Флореса в ММДМ, и спектакли с его участием на канале «Культура», а в последние годы имеют возможность присутствовать на прямых трансляциях из «Метрополитен-опера». Поэтому, несмотря на заоблачно высокие цены на билеты, Большой зал консерватории в значительной своей части был заполнен давними поклонниками певца. Между тем начало концерта едва ли не разочаровало…

Флорес взлетел на оперный олимп, прежде всего, как россиниевский тенор. Но годы шли, голос его становился крепче, а репертуар шире. Достаточно напомнить, что в нынешнем сезоне он исполнил в Берлине партию Рауля в мейерберовских «Гугенотах», помимо наличия сверхвысоких теноровых нот предполагающую еще и определенную плотность звучания. Да и сама манера, которую требуют подобные партии, плохо совместима с Россини.

А Флорес, словно желая тряхнуть стариной, в первом отделении Россини-то в основном и пел. Но это был уже не совсем тот «упоительный Россини», какого мы помним по былым его выступлениям и какого можем услышать в записи. Исчезла прежняя легкость фиоритур, а голос, вынуждаемый вновь истончаться и изгибаться, звучал обедненно по тембру, пестро по регистрам, причем верхние ноты, которые Хуан Диего всегда брал словно бы играючи, «выстреливались», как из тяжелого орудия. Лучше обстояло дело с ариями Моцарта, хотя и здесь порой ощутимо не хватало широкого дыхания на длинные вокальные фразы…

В антракте завсегдатаи обменивались впечатлениями, высказывая различные предположения: певец не в лучшей форме, московская погода на него повлияла, et cetera. Кто-то даже хотел уйти, что было бы огромной ошибкой. Потому что во втором отделении перед нами предстал совсем другой Флорес.

Спев «для разогрева» несколько песен Леонкавалло, вплоть до шлягерного «Рассвета», Флорес взялся за Верди, обратившись к раритетам – ариям из ранних опер «Король на час» и «Ломбардцы». И мы услышали и тембр дивной красоты, и абсолютную свободу вокализации. Иными словами, он запел, наконец, своим голосом – нынешним, разумеется. А если верхние ноты и казались порой чуть резковатыми, то в Верди это отнюдь не смущало.

Однако Флорес пошел еще дальше, рискнув взяться даже и за Пуччини. Арию Рудольфа из «Богемы» он, как сам же и объявил со сцены, пел в этот вечер впервые, для «страховки» поставив перед собой пюпитр с нотами (в которые, впрочем, практически и не заглядывал). Но ощущения экспромта не возникало: судя по всему, он давно уже «примерял» на себя эту арию, а возможно что и всю партию. Флорес пел так, словно это никакой не веризм, а самое настоящее бельканто, мягко и нежно, почти не покидая пределов mezza voce, и голос его звучал столь чарующе, что уж, конечно, ни одна Мими бы не устояла…

«Вертер» Массне – опера, надо заметить, более близкая к веризму, нежели к бельканто, – в последнее время вошел в постоянный репертуар Флореса. Не знаю, как вся партия, но знаменитая ария оказалась ему идеально впору. А между Рудольфом и Вертером нашлось место и для настоящего бельканто. Это был романс Неморино из «Любовного напитка» Доницетти, исполнение которого по справедливости надо признать эталонным.

Отпев основную программу вместе со своим постоянным партнером, итальянским пианистом Винченцо Скалерой, Флорес неожиданно вернулся на сцену с гитарой в руках и под собственный аккомпанемент исполнил… Bésame mucho. И как! Ни малейшего налета брутальности, ничего от «мексиканских сериалов» и прочих вещиц сомнительного вкуса. Бессмертный хит Консуэло Веласкес прозвучал подобно нежной лирической арии из испанской сарсуэлы, временами даже едва ли не с моцартовской утонченностью. Последовавшая за тем «Голубка» Томаса Мендеса – еще одного мексиканца – сражала не только искренностью исполнения, но и не без элегантности воспроизведенной Флоресом имитацией голубиного курлыканья.

Финальную точку Флорес поставил все-таки оперой: вполне предсказуемым Верди с его главным шлягером – песенкой Герцога из «Риголетто». И это вновь было попадание в десятку.

К счастью, этот концерт избежал участи многих подобных, когда по причине астрономических цен на билеты мировые суперзвезды выступают для более или менее случайной публики, да еще зачастую и в полупустом зале. Ошибаются все, в том числе и продюсеры. Но не всем хватает мудрости и гибкости своевременно исправлять свои ошибки. Организаторам московского выступления Флореса хватило. На него смогли в итоге попасть практически все, кто хотел, благодаря чему концерт стал именно музыкальным событием, а не светской тусовкой. Прием, оказанный Флоресу – публика в финале аплодировала стоя, и никто не уходил до окончания бисов, – лучшее тому подтверждение.

На фото В. Скалера, Х. Д. Флорес

Фото предоставлено агентством «Турне»