За пультом на протяжении всех трех премьерных спектаклей стоял, разумеется, Валерий Гергиев, который, вероятно, не отдаст «штурвал» этого спектакля никому – так же, как не выпускает из рук «Хованщину» Мусоргского в течение многих сезонов. И это неслучайно: и Прокофьев, и Мусоргский высказались в своих операх о переломных моментах в судьбе России, а потому и исполнительский резонанс их творений должен быть соответствующим.

Поразительно, что новая версия «Войны и мира» планировалась в Мариинском театре задолго до страшных украинских событий, а получилось, что премьера аккурат совпала с войной на Юго-Востоке, будто и задумывалась как эпохальная оперная «молния». А Грэм Вик постарался на славу по части бескомпромиссного жесткого назидания современникам о том, что война – это очень плохо, а худой мир ничуть не лучше доброй ссоры. Валерий Гергиев неспроста пригласил ставить новую версию прокофьевской эпопеи именно Вика. Не только потому, что он – один из немногих западных режиссеров, кто очень хорошо знает эту сложную, массивную партитуру. Театр Грэма Вика – театр животрепещущих проблем, театр пульсирующей злободневности, театр, обращенный с последней, подчас газетно-публицистической прямотой к современному зрителю, будь то «Волшебная флейта» Моцарта или «Моисей в Египте» Россини. Не говоря о «Хованщине» Мусоргского, которую Вик поставил в Бирмингеме, используя атрибуты самой жгучей современности (среди них – слоган «Кто спасет нас от самих себя?»), или о «Борисе Годунове», поставленном в Мариинском театре в мае 2012 года, где так явно прозвучало отражение лихих 90-х и эпохи «царя» Бориса Ельцина.

Валерию Гергиеву было, конечно, любопытно узнать, что думает о сегодняшней России английский режиссер, статью о котором можно прочитать в знаменитой энциклопедии Grove. Хотя российским журналистам маэстро заявил, будто его вовсе не интересует «притягивание за уши» разных политических контекстов, а интересует всего лишь то, как мастерски выписаны Прокофьевым массовые хоровые сцены. Да и после премьеры в закулисных интервью телеканалам, желая сделать вид, что он тут ни при чем, как-то уклончиво намекал на то, что Вик слишком уж радикально обошелся с партитурой.

Грэм Вик как истинный человек театра, понимающий, что театр, в частности оперный, живет исключительно в настоящем времени, поставил оперу о войне и мире с точки зрения восприятия этих нервных тем современниками, современной молодежью. В отличие от предпоследней версии «Войны и мира», поставленной в 2000 году Андреем Кончаловским в гламурной, почти мюзикловой эстетике красивого, броского костюмно-исторического шоу с рядом купюр, новая версия представила оперу Прокофьева в полном масштабе, вплоть до реплики солдатика о ранении его в часть, что пониже спины. С одной стороны, опера, бесспорно, выиграла в том, что дала почувствовать свой четырехчасовой размах. Да и Валерий Гергиев чувствует такую музыку Прокофьева всеми фибрами души, что тут же отражается на качестве интерпретации. (Правда, начинать ее в Петербурге следует не позже шести вечера, чтобы успеть на метро.) С другой стороны, Грэм Вик не сумел совладать с масштабами и фактурой «Войны», которая получилась убийственно нудной и утомительной частью, несмотря на изобилие разного рода попыток фраппировать зрителя неожиданными диспозициями. Но война на то и война, чтобы удручать и надоедать. «Война» эта парадоксальным образом получилась против того «Мира», к которому все эти годы неуклонно шла Россия, – мира оголтелого потребительства и неуемной роскоши. Все обитатели мира – и Наташа Ростова (Аида Гарифуллина) в модненьких костюмчиках выпускницы школы, и Пьер Безухов (Евгений Акимов) в каком-то полууголовном прикиде, и тем более развратное создание Элен Безухова (Мария Максакова) в обличье длиннохвостой блондинки-кокаинистки – все представители столичного клубного бомонда в своих темных желаниях и неправедных поступках как будто сами заслужили того, чтобы их накрыло войной. Побег французов стал для Вика поводом показать, как Россия перестала хотеть быть Европой с ее порочными ценностями, символом которых стала гигантская сумка «Луи Вюиттон», спешно укатываемая побежденными «идеологическими врагами». Кутузов (Геннадий Беззубенков) был показан забавной восковой фигурой, которую достали по случаю войны из пыльного ящика, а Наполеон – туповатым щеголем на безумном карнавале в лавровом венке и мантии, небрежно накинутой на костюм дорогой марки. Самым, пожалуй, положительным героем оказался Андрей Болконский (Андрей Бондаренко) – отчаявшийся в жизни интеллигент своего времени, прорефлексировавший и просозерцавший, так не успевший поймать своего счастья…