175-летие со дня рождения Чайковского подстегнуло и без того неугасающий интерес к классику – бум затронул «нехоженые тропы» в творческом наследии гения.

Одно из ведущих мест по популяризации музыки Чайковского, в том числе и редко исполняемой, принадлежит Большому симфоническому оркестру и его худруку Владимиру Федосееву: оба сезона, этот и предыдущий, они угощают столичную публику фестивалем «Час, день, вечность…», на котором уже прозвучали или еще прозвучат такие произведения, как фантазия «Франческа да Римини», Первый фортепианный концерт, симфонии и балетные сюиты, оперы «Иоланта» и «Пиковая дама» и многое другое. Подлинной сенсацией обещало стать концертное исполнение «Ундины» – анонс гарантировал мировую премьеру восстановленной оперы!

Свою вторую оперу Петр Ильич собственноручно сжег в 1873 году после того, как она была отвергнута столичными императорскими театрами, первоначально обещавшими ему постановку. Для композитора это было большой трагедией – сюжет раннего немецкого романтизма в изложении Жуковского волновал Чайковского с детства, он работал над партитурой с увлечением и до конца жизни, несмотря на постигшую неудачу, не отказывался от мысли все же воплотить сюжет в оперной или балетной музыке. Как известно, композитор был личностью ранимой, если не экзальтированной, на неудачи реагировал радикальными действиями – уничтожению подверглась и первая его опера, «Воевода», которую он посчитал слабой, несмотря на то что она-то как раз свет рампы увидела и имела определенный успех у московской публики. По сохранившимся в архиве Большого театра оркестровым голосам в советское время оперу удалось полностью восстановить, и ныне, пусть и очень редко, она исполняется. От «Ундины» же не осталось практически ничего…

То, что было явлено в Зале Чайковского 13 ноября, конечно, мировой премьерой оперы никак не назовешь. Были исполнены пять музыкальных фрагментов, в большинстве хорошо известных всем и ранее, потому что Чайковский использовал их в других своих произведениях – «Снегурочке», «Лебедином озере», Второй симфонии. Компоновку фрагментов и их редактуру выполнила доцент Московской консерватории Александра Максимова, а связующим звеном действа выступил актер Театра им. В. Маяковского Михаил Филиппов, проникновенно читавший отрывки из повести Фуке в переложении Жуковского, причем его доля была не просто сопоставимой с прозвучавшими музыкальными фрагментами, но и превышала их по продолжительности. Получилась в итоге задушевная литературно-музыкальная композиция, но оперой это назвать при всем уважении к участникам проекта язык не поворачивается. Непонятно, зачем было анонсировать то, чего в принципе не существует и ни при каких обстоятельствах не могло быть исполнено? Ведь многие всерьез надеялись, что исследователям удалось «накопать» по архивам новые фрагменты партитуры и реконструировать ее наподобие того же «Воеводы». Получилось не совсем честно.

Вокальные партии Ундины и Гульбрандта исполнили известные солисты московских театров – Анна Аглатова и Алексей Татаринцев. После роскошных драматических голосов Тамары Милашкиной и Евгения Райкова, когда-то записавших в студии те же фрагменты (арию героини и дуэт, музыку которого все знают как дуэт Одетты и Зигфрида из «Лебединого»), лирическая интерпретация нынешних протагонистов показалась несколько жидковатой. Наверное, этой музыке не нужно вагнеровского героического звучания и блеска металла, однако всепроникающей чувственности и банально силы звука Аглатовой и Татаринцеву явно не хватало. Первая провела арию на столь эфемерных пианиссимо, что порой ее откровенно плохо было слышно (да и не понятно ни единого слова), и это притом что вообще-то природа ее голоса – не чисто лирическая, а ближе к спинто. Татаринцев был чуть более убедителен, однако в выходе на кульминацию явственно ощущалось пение на пределе возможностей.

 Хор Академии им. В. Попова и БСО показали себя с лучшей стороны, однако общее чувство обманутых ожиданий и недополученных эмоций капитально смазало всю картину вечера. Во втором отделении концерта федосеевцы исполнили составленную маэстро сюиту из «Лебединого», что, однако, кардинально ситуацию не улучшило, а лишь подчеркнуло: лучшему из сожженной «Ундины» Чайковский не дал пропасть, использовав в своем гениальном балете.