Титульную партию в «Семирамиде» певица впервые исполнила два года назад на фестивале BBC Proms в Лондоне, но ее дебют в июне в Баварской государственной опере – первое воплощение образа на театральной сцене. Премьера в Мюнхене состоялась в прошлом году, за дирижерский пульт спектакля (совместной продукции с Ковент-Гарден) тогда встал довольно молодой, но вполне компетентный по части стиля Россини итальянец Микеле Мариотти.

Этим летом вместе с новой Семирамидой ввелся и новый принц Идрено (американец с итальянским именем Микеле Анджелини). Итальянские суперзвезды Даниэла Барчеллона (Арзаче) и Алекс Эспозито (Ассур) свои роли сохранили, но из рук М. Мариотти спектакль принял другой итальянец – Антонелло Аллеманди, музыкант весьма искушенный. Восхитительный результат не замедлил проявить себя и на этот раз, хотя – по сравнению с итальянскими оркестрами – звучание оркестра Баварской оперы показалось чуть более сухим, педантичным, акцентированно-темным. Но пульс великой итальянской партитуры не ослабевал ни на миг, завораживая и всецело приковывая внимание.

Либретто мелодрамы по классической трагедии Вольтера создал Г. Росси, Россини положил его на музыку в монументально-действенном романтическом ключе, отчасти повернутым и к еще не канувшей на тот момент в Лету эстетике «эпического» барочного театра. Мюнхенская «Семирамида» – критическая редакция Ф. Госсета и А. Дзедды под эгидой Фонда Россини в Пезаро, но в ней сделан ряд досадных купюр. В буклете спектакля в тексте либретто все они честно указаны, и самая вопиющая из них – изъятие арии Идрено в первом акте.

Режиссерский подход к сюжету, восходящему к мифам Древнего Вавилона, банально иллюстративен: он основан не на исторической и археологической иконографии, не на материалах и артефактах эпохи, а на отвлеченности и «прикольности» постмодернистских фантазий. При этом перипетии персонажей и драматические ситуации, связанные с ними, предстают в сугубо современных дизайнерских ракурсах. Сегодня они обозначили наиболее дешевую альтернативу зрелищности старого доброго оперного театра с его живописно-объемными декорациями и реалистичными костюмами.

Это находит отражение и в сценографии, и в видеотехнологиях, и в постановке света, и в гардеробе, который, за неимением эксклюзивной привязки к конкретному сюжету, в современном оперном театре с легкостью «кочует» от постановки к постановке, лишь варьируясь. Однако за «универсальностью» таких постановок, за их «типовым панельно-блочным строительством» теряется индивидуальное лицо продукции, что присуще и обсуждаемому спектаклю. Попадая на подобные «шедевры», начинаешь любить их уже даже за то, что в них, как в «Семирамиде», хотя бы ничего не поставлено с ног на голову. И, к счастью, пусть и не было атмосферы архаики, а режиссерско-сценографические решения основывались на «общих соображениях», ничего не мешало собственно музыке, которая всегда выше любых (даже самых удачных) постановочных концепций.

Сценография постановки американца Дэвида Олдена – «типовая планировка» другого американца Пола Стейнберга, облаченная в «спецодежды» израильского художника Буки Шиф. Спектакль вяло погружает в заурядные разборки в семье диктатора Нина, отравленного его женой Семирамидой при содействии ее сожителя-любовника Ассура. Культ диктатора в стране чтут. Под самые колосники высится гигантский памятник в полный рост с рукой вперед и вверх, прямо как у «нашего Ильича», и «вместо сердца – пламенным мотором» («лампочкой» все того же «Ильича», предостерегающе включающейся в судьбоносно-тревожный для страны момент). По планшету пустой коробки-сцены эту махину то и дело двигают статисты (лилипуты на ее фоне).

На трех сторонах-панелях – «дворцовые» панно: это фото из семейного альбома. Боковые панели способны раскрываться, как страницы книги, создавая новые сюжетные пространства, а задняя панель в нужные моменты открывает нишу – еще один (верхний) уровень, «обживаемый» как массовкой хора, так и солистами. На плацу сцены постоянно идет «позиционная рекогносцировка», которую - ничего не остается, как считать за мизансцены. Театральная мебель выдвигается лишь по мере необходимости. Это постамент с черным гробиком Нина, из которого он в виде призрака «эффектно» вылезает в финале первого акта, и вспомогательные постаменты-горочки для «знатных» персонажей. Это и кровать-сексодром: на ней картинно, словно в пластическом этюде, выясняя непростые и далеко зашедшие отношения, «резвятся» Семирамида с Ассуром. Это и массивный стол в кабинете Ассура, дикаря-варвара в военной форме и топором в руке. Так что режиссер-американец с драматургом-немцем Даниэлем Менне постарались от души – спасибо, что довольно осмотрительно!

Позитив вклада хореографа Беаты Фоллак ощутим не особо явственно, но формальная роль художника по свету Михаэля Бауэра и видеодизайнера Роберта Пфланца, «развлекающего» публику проекционным видеорядом на задней панели (иногда иллюстративно, иногда даже действенно), вполне осязаема, хотя и тонет в атмосфере общей постановочной «несерьезности». Но это не беда, ведь по части музыки, оркестрового и хорового звучания, проникновения в стилистику неимоверно сложных вокальных партий все очень мастеровито и серьезно!

Не будет ни малейшим преувеличением сказать, что мюнхенская «Семирамида» дарит сплошное наслаждение вокалом. Партия верховного жреца Ороя, союзника Арзаче по осуществлению возмездия, важна как сюжетообразующая и не столь ответственна музыкально, но в ней великолепен венгерский бас Балинт Сабо. Партия принцессы Аземы (второго сопрано) – явно «проходная», но ее экстравагантная визуализация, сведенная в этой постановке к «гуттаперчевой пантомиме» и номинально озвучиваемая американкой Жаклин Стакер, вызывает лишь вопросы. В том виртуозном, что осталось в усеченной наполовину теноровой партии индийского принца Идрено (сюжетно не значимой, но такой музыкально благодатной!), чистотой и легкостью поражает М. Анджелини, весьма серьезно специализирующийся на этом репертуаре. А харизматично-огненный, темпераментный бас-баритон А. Эспозито в партии Ассура идеален в вокальном отношении и артистически аттрактивен!

Главное (наиболее яркое и весомое) слово в партии героя-травести Арзаче царственно-виртуозная, маститая певица-контральто Д. Барчеллона сказала еще пятнадцать лет назад, ошеломив и восхитив в постановке Россиниевского фестиваля в Пезаро. Но сегодня она не иначе как открывает в ней «второе дыхание», приходящее с мастерством и накопленным опытом: впечатление объективно уже иное, но все равно восторженное! А то, что в партии Семирамиды – «партии партий» Россини – делает истинная примадонна Альбина Шагимуратова, выдающаяся мастерица бельканто, находящаяся сегодня в расцвете своего дарования, войдет в историю как одно из феноменальных достижений ее «драматической колоратуры». Ее большому и сильному голосу подвластно все – и психологическая глубина, и нежность, и тонкий драматизм, и виртуозность! Серьезный Россини как класс «репертуара высшего исполнительского мастерства» для певицы – стезя принципиально новая, и думается, что это лишь только начало пути…

На снимках: А. Шагимуратова – Семирамида и А. Эспозито – Ассур; сцена из спектакля

Фото: Wilfried Hösl