В нашумевший в свое время спектакль известного каталонского режиссера-радикала Каликсто Биейто новую, буквально взрывную жизнь сумел вдохнуть Дмитрий Юровский: «Махагони» для маэстро стал эффектным финальным аккордом на посту главного дирижера Оперы Фландрии в Антверпене, который он занимал пять с половиной лет.

«Махагони» – реальный миф XX века, рожденный театром Бертольда Брехта и нашедший выход в экспериментальном образце эпической оперы. Вечные проблемы общества жестко препарируются в ней как перверсионные фантасмагории. Альтернатива традиционному психологическому театру и есть зонг-театр Вайля, и его главная фишка – тотальное разрушение «четвертой стены», границы между миром спектакля и публикой. Но это разрушение в «Махагони» – не что иное, как шоковая зрительская терапия.

История театра – всегда череда отрицаний и вызовов сложившимся устоям. Так и премьера оперы «Махагони» Вайля – Брехта в ее финальной редакции на сцене Нового театра в Лейпциге 9 марта 1930 года вызвала бурю неприятия и негодования. Появление «Махагони» ассоциируется с эффектом запоздалого конца века. И оперный город-призрак Махагони, возникший где-то на диком американском Западе, – то самое циничное и одержимое безумием общество, каким Брехту виделась Германия в случае прихода к власти национал-социалистов.

Вымышленные, но реалистичные характеры и ситуации – не просто социальный памфлет, а изощренная форма театра: грань между обличением пороков и их воспеванием практически размыта. И все зависит как от тактичности, толерантности режиссера, так и от зрительской релевантности. К. Биейто режиссерской тактичностью никогда не отличался, но «Махагони» прямо создан для таких творцов, как он. Эта опера пристально исследует – едва ли не смакует – саму природу человеческого низа во всех ее физиологических проявлениях, и потому в руки известного каталонца она попала по назначению.

Возобновление в Антверпене даже при обилии «обнаженки» и сальных намеков неожиданно производит впечатление ярко праздничного мюзикла. Реалистично-кровавая драма персонажей – череда человеческих потерь, но мы словно внимаем спектаклю-ревю. Глубинные корни социального конфликта спрятаны за оболочкой шоу, а эпатаж Биейто применительно к щекотливой теме, заданной Брехтом – Вайлем, предстает чередой визуально-провокационных вариаций. 20 номеров-эпизодов партитуры – нон-стоп разудалой «концертной феерии порока».

При статике сценографии многоуровневое и многоплановое действо постоянно выносится на авансцену. Это убийства и плотские сексуальные отправления, пьянство и чревоугодие, коммерческие бои без правил и торжество морали, при которой убийство – легкий проступок, а главный грех – отсутсвие у человека денег, на которые можно купить все – и свободу, и оправдание убийства, и порочную любовь, и море виски. Именно за этот ужасный грех – отсутсвие денег – разорившегося Джима Махони к казни на электрическом стуле в финале и приговаривает «тройка-трибунал» в составе Леокадии Бегбик (судьи), Тринити Мозеса (обвинителя) и Фэтти Счетовода (адвоката). Эти трое – основатели города Махагони, отпетые рецидивисты, скрывающиеся от правосудия.

Автор философии вседозволенности Джим Махони – предводитель четверки, из которой в Махагони к финалу оперы в живых остается только «Банкир» Билл. Джек O’Брайен умирает от обжорства, а Джо по прозвищу Аляска-волк – на боксерском ринге в поединке с костоломом Тринити Мозесом. Любовная линия проститутки Дженни Хилл и Джима Махони – единственный романтический пласт, который со смертью Джима уходит в небытие, возвращая к сексу за деньги вплоть до финального хорового апокалипсиса, означающего смертный час города Махагони. В этом типично немецком по своей жесткой эстетике спектакле много кафешантанной эклектики, аллегорий и говорящей символики. Город Махагони рождается из автофургона-трейлера, который незаметно обрастает горой подобных ему «монстров». Эти «кирпичики-города» – и жилище, и бар, и бордель, и подиум кабаре-варьете, и бойцовский ринг. И все утопает в неоновых огнях. Банально-«детский» реквизит далеко недетскую карикатурную гиперболу лишь усиливает.

Харизматично неотразима в этой постановке четверка друзей, прожигателей жизни. Джек O’Брайен – британский тенор Адам Смит. Билл – британский баритон из ЮАР Уильям Бергер. Джо – румынский бас Леонард Бернад. Джим Махони – фантастический чешский тенор Ладислав Эльгр: его пластично-вокальная органика – главная находка спектакля! Дженни Хилл (пассия Джима) – музыкально утонченная и артистически обольстительная сопрано из Фландрии Тинеке Ван Ингельгем.

Да и тройка дельцов-рецидивистов на редкость хороша. Леокадия Бегбик – фактурно-выразительная и драматически мощная певица-контральто из Германии Рене Морлок. Многоликий, вездесущий и философски обстоятельный Фэтти Счетовод – добротный американский тенор Майкл Дж. Скотт. Самый «интеллектуально-извращенный» персонаж всей компании – пройдоха Тринити Мозес, и этот тонкий и одновременно брутальный типаж в лице английского баритона Саймона Нила излучает неотразимое актерское и вокальное обаяние. Поражает и величие хоровых страниц (хормейстер – Франц Клее), и высочайшее качество Симфонического оркестра Оперы Фландрии.

Фото Annemie Augustijns