После почти семилетнего отсутствия оперу вернул в репертуар опытный белькантист, итальянец Эвелино Пидо. Купюры в ней обнаружились лишь технические, некритичные, и все принципиально важное мы услышали. Дирижер был феноменально чуток в передаче своих намерений оркестру, хору и солистам, однако вровень с превосходной музыкальной стороной постановка встать не смогла.

Нечто, примитивно «сооруженное» французским режиссером Лораном Пелли и одетое в его же «дизайнерские» костюмы, покоящееся на банальных «горочках, выгородках и ширмочках» сценографа-француженки Шанталь Тома и «подсвеченное» художником по свету Дуэйном Шулером, ни плохим, ни хорошим не назвать. Оно никакое! Действие из Шотландии конца XVI века (как в либретто Каммарано) перенесено «в никуда», хотя четко заявлено, что в XIX век (понять можно лишь по костюмам). Это – статично-занудное черно-белое «кино» с рядом фоновых вставок светлых цветных тонов и лишь единственно важным для кульминации сюжета генеральным прострелом огненно-красного цвета в середине третьего акта, где и разворачивается кровавая трагедия.

Обезумевшая от горя Лючия Эштон, убедившаяся по подложному письму в неверности своего возлюбленного Эдгара Равенсвуда, убивает новоиспеченного мужа Артура. Брак с ним навязан ей братом Генрихом, дабы поправить расстроенные финансы семьи. Эштоны, отвоевавшие родовой замок Равенсвудов и живущие в нем, связаны с ними вечной кровной враждой. А у единственного живого потомка Равенсвудов Эдгара дела как будто идут в гору: поддержка приходит из Франции, куда после прощания и тайного – посредством обмена кольцами – «обручения» с Лючией он на время и уезжает. Но отъезд становится роковым, а возвращение – горьким, так как Лючия выходит замуж за Артура…

Нарочитая деромантизация визуального ряда приводят к невозможности безотчетно-доверительного погружения в бельканто даже при драматически рельефных актерских типажах, которыми располагает постановка. Уже само подсознание четко разделяет то, на что смотреть совсем не интересно, и то, что хочется услышать, пытаясь внутренне вырваться из ледяного (точнее – снежного) визуально-сценографического «карцера». В него с помощью своей команды бедолага-режиссер легко заключает не только артистов, посыпая их искусственным снегом, но и целый зрительный зал!

Пусть картины Средневековья воображение привыкло рисовать мрачными, помехой адаптированным сюжетам опер и самой эстетике итальянского бельканто они не являются. А вот отсутствие романтического стержня в режиссерском воплощении подобных сюжетов помеху представляет более чем серьезную! В этом и пришлось убедиться на спектакле о заснеженном Ламмермуре, где владения замка Равенсвуд – снежный склон на фоне черного задника, занимающий больше двух третей сцены. Перед нами костюмно-позиционная (полусценическая-полуконцертная) экспромт-разводка по принципу «здесь и сейчас». Во время оркестрового вступления из-за сугроба в свадебном венке, как призрак, на миг возникает сама Лючия.

После эффектной кульминации второго акта (подписания брачного контракта Лючии с Артуром) третий акт со сценой-дуэтом Эдгара и Генриха, большой сценой сумасшествия Лючии и драматически мощной арией Эдгара с лиричнейшим хоровым финалом – сплошной музыкальный восторг. При этом сцена сумасшествия становится вокально-пластической сюитой на сугробе с накинутой на него красной суконной дорожкой на фоне красного задника сцены. Вот так безыскусно, в лоб и увидел ее режиссер!

Партия Артура даже при наличии в ней каватины погоды не делает, да и тенор из ЮАР Луханьо Мойэйк спел ее без блеска. А к «погодным» в этой опере относятся партии не только Лючии и Эдгара, но и низких мужских голосов. Генрих – румынский баритон Джордже Петян. Раздолья кантилены и свободы полета в верхнем регистре у него не было, но певец все же оставался в стиле, был профессионально добротен. Раймонд – южнокорейский бас Джонг Мин Парк, обладатель мощного, яркого, резонирующе звонкого баса: техничен, выразительно драматичен и стилистически аккуратен, правда, на чувственную нюансировку его не очень пластичный голос все же вряд ли способен.

Скрупулезно воплотили все многогранные требования стиля бельканто лишь исполнители главной пары героев. Дуэт Ольги Перетятько и Хуана Диего Флореса как слияние двух голосов необычайно благодатен. Оба певца – мастера филигранной фразировки, психологически точного интонирования; трагедию человека, слабого перед ударами беспощадной судьбы, каждый из них раскрывает по-своему, но так, что все, переживаемое ими на сцене, становится твоим собственным переживанием. Это можно назвать драматическим мастерством, умением поймать артистический кураж, но прежде всего – это полное растворение в музыке!

Фото: Венская государственная опера / Михаэль Пён