Израильский дебют Алана Гилберта
В февральской серии концертов ИФО выступил недавний глава Нью- Йоркского филармонического оркестра и будущий музыкальный директор оркестра Северогерманского радио

Исторически сложилось так, что многие музыкальные директора Нью-Йоркского филармонического оркестра тесно сотрудничали с Израильским филармоническим. Артуро Тосканини, возглавлявший американский коллектив в 1928 – 1936 годах, в 1936-м продирижировал первыми концертами только что созданного в Тель-Авиве оркестра, называвшегося тогда Палестинским. Леонард Бернстайн, глава ньюйоркцев в 1958 – 1969 годах, провел памятные концерты в Израиле сразу же после Войны за независимость, потом не раз выступал с ИФО и в годы, когда у последнего еще не существовало поста музыкального директора, несколько лет был музыкальным советником, а затем получил от оркестра пожизненное звание дирижера-лауреата (что до сих пор отмечается в концертных программках ИФО).

Первым и пока единственным музыкальным директором израильского оркестрового флагмана стал в 1977 году Зубин Мета, который с 1978-го по 1991-й параллельно возглавлял НЙФО. Следующий за ним музыкальный директор ньюйоркцев Курт Мазур стал настолько частым гостем в Тель-Авиве, что получил здесь звание почетного гостевого дирижера. Наследовавший ему в Нью-Йорке Лорин Маазель стал почетным пожизненным членом ИФО. И только Алан Гилберт, возглавлявший Нью-Йоркский филармонический в 2009 – 2017 годах, почему-то до сих пор ни разу в Израиле не появлялся.

В последней по времени серии концертов ИФО эта несправедливость была исправлена. Будущий музыкальный директор оркестра NDR в Гамбурге, ныне прибавившего к своему названию слово Elbphilharmonie (Гилберт займет эту должность осенью нынешнего года, пока на пять сезонов), впервые встал за дирижерский пульт израильских филармоников.

Первый в истории Нью-Йоркского ФО музыкальный директор – уроженец того же города Гилберт прославился там рядом нововведений, в частности тем, что существенно расширил репертуар оркестра за счет современной музыки. Свои израильские программы он построил по принципу "очень хорошо известное – известное, но менее играемое, – малоизвестное". Более того, он привез исполненную им в 2002 году впервые и ему же посвященную симфоническую пьесу, никогда в Израиле не исполнявшуюся, – Exquisite Corpse 64-летнего ныне шведского композитора Андерса Хиллберга. Однако мне довелось послушать программу, в которой ее не было, зато включавшую весь обозначенный выше "набор": увертюру Вебера к опере "Оберон", Второй скрипичный концерт Прокофьева (солистка – грузинская скрипачка Лиза Батиашвили, живущая во Франции и в Германии) и Симфонию № 3 датского композитора Карла Нильсена, носящую название Sinfonia espansiva, которая на моей памяти ни разу в Израиле не исполнялась.

Программа была примечательна тем, что в представленных произведениях совершенно отсутствовал драматизм. Общее светлое настроение оттеняла лишь суровая повествовательность, господствующая в первой части прокофьевского концерта. Этим дирижер усложнил себе задачу, ибо в драматической музыке легче блеснуть темпераментом. Гилберт же поставил во главу угла мастерство оркестра, демонстрируя не столько дирижерскую волю, сколько умение ненавязчиво выстраивая общее здание, дать сыграть музыкантам.

В увертюре к "Оберону" легкость, воздушная скерцозность, где царили порхающие деревянные духовые и скрипки, соседствовала с теплотой лирических эпизодов (струнные и особенно виолончели) и громогласной яркостью меди, лишь иногда слегка чрезмерной, что вообще характерно для американской оркестровой культуры. Впрочем, праздничному настроению увертюры это нисколько не противоречило. Музыканты играли с явным удовольствием.

В Концерте № 2 Прокофьева, естественно, начиная с первой же фразы скрипки соло, царила Лиза Батиашвили. Это сочинение не отнесешь к шлягерам, как увертюру Вебера, однако в Израиле оно исполняется не так уж редко, причем его привозили замечательные скрипачи из разных стран. До сих пор в моем личном рейтинге среди живых, не записанных исполнений этого произведения первое место безоговорочно занимал Юлиан Рахлин, сумевший, как никто до него, передать сказочную, то эпическую, то шутовскую, то нежно-лирическую атмосферу музыки. Однако грузинская скрипачка потеснила Рахлина на моем виртуальном пьедестале. Изумительная певучесть в ее исполнении сочеталась с "разговорной" выразительностью интонирования, а отточенная острота штрихов в скерцозных эпизодах не противоречила общей мягкости звучания. Оркестр, ведомый Гилбертом, был ее чутким партнером, нигде не заставляя форсировать звучание, бережно неся скрипичный звук, как на крыльях.

Ясно было, что скрипачку обязательно вызовут на бис, и я, пока она выходила на поклоны, стал думать, что, пожалуй, части из баховских сольных сонат и партит, которые обычно в таких обстоятельствах выбирают скрипачи, были бы не очень уместны. Однако Батиашвили сыграла сольную пьесу "Долури" своего соотечественника Алексея Мачивариани, танцевальной ритмической упругостью удачно сочетавшуюся с прокофьевским концертом. Я ни слова не сказал о виртуозном мастерстве скрипачки, но она из тех музыкантов, для которых оно не доблесть, а нечто само собой разумеющееся.

Симфония Нильсена, прозвучавшая во втором отделении, – нелегкий орешек для дирижера. Она не блещет интонационным своеобразием, ее мотивный словарь кажется то пресновато-искусственным, то сентиментально-банальным. Гармонический язык не отличается особыми красотами, а после прокофьевского концерта так и вовсе может показаться бледным и неизобретательным. Экспансивность ее крайних частей (само название Sinfonia espansiva порождено первым темповым указанием Allegro espansivo) скорее внешняя, чем идущая от внутреннего экстаза. Сильная сторона симфонии – ее архитектурная стройность и солнечная энергия, роднящая это произведение с еще одной симфонической пьесой Нильсена – увертюрой "Гелиос", музыкальной картиной восхода над Эгейским морем.

Гилберту удалось выстроить здание симфонии и убедить публику в подлинности, а не надуманности экспансивности этой музыки. Он умело сбалансировал звучание в тутти, дал свободу многочисленным оркестровым соло, в том числе и несколько неожиданным сольным эпизодам двух певческих голосов во второй, медленной части – сопрано (Анастасия Клеван) и баритона (Одед Райх). Оба израильских вокалиста органично вписались в партитуру, что все же не сняло вопроса о некоторой странной расточительности автора, при которой вокализирующие голоса используются только в одной части, причем не кульминационной.

В целом дебют Алана Гилберта в Израиле можно посчитать удачным. Будем надеяться, что его сотрудничество с ИФО продолжится.

На фото: Алан Гилберт; Лиза Батиашвили

Поделиться:

Наверх